[float=left][/float]

» kim jongin, 30 ^exo
четвёртый / пятый дистрикт — государственная власть — гетеросексуален — будущий жених, навязанный отцом

ким чонин всегда был сторонником порядка. именно порядка и никак иначе — его вещи лежали в строго отведённых для этого местах и никогда — никогда! — не помышляли даже стоять на пару градусов иначе положенной нормой. порядок был во всём. одежда — тщательно выстирана и вычищена, выглажена до идеальной прямоты и сидела на нём как влитая — он же в своём идеальном ярко-синем костюме. в его жизни не было место хаосу. только порядок. истинный, жёсткий и даже местами жестокий порядок — ни слова прочь от инструкции, сплошная правильность происходящего и неукоснительное следование правилам (собственноручно созданным).

чонин был частым гостем в их доме — отец говорил, что он — перспективный молодой человек и один из его приближённых, и часто приглашал его на ужины или обеды. он приходил, но не всегда — дженни терпеть не могла оставаться на ужин вместе с ним, потому что чонин смотрел — и ей казалось, что еда — это она. он всегда при встрече целовал руку — исправно прикладывался к её ладони холодными тонкими губами. дженни тянуло блевать от каждого его прикосновения.

от его улыбки её бросало в предательский жар какого-то странного иррационального стыда, будто она была в чём-то виновата. дженни стыдилась этого — и сама не понимала почему. иногда он касался её руки дольше положенного, отпускал ладонь на её плечо или задевал пальцами волосы — в этих дружелюбных ласковых жестах не было ни капли агрессии, но её это всё равно пугало, даже если она внятно не могла объяснить, почему именно.

это конец, девочка, слышишь?
это конец. ты превращаешься в тень, в ходячий живой мертвец.

однажды чонин поцеловал её в семейной библиотеке. прижимал к полкам, и корешки книг впивались в её спину, дженни мычала и била ладонями по его плечам, пока он безжалостно вгрызался в её рот, словно оголодавший зверь. стоит ли говорить, что отец не поверил дженни, когда она попыталась ему сказать? никто не желал слышать её крики, никто не пожелал прийти ей на помощь.

дженни равнодушно цедила сухое вино по глотку — оно было горьким и мерзким, но она пила не ради хорошего вкуса. он усмехался — не улыбался, нет, этот оскал нельзя было назвать улыбкой. дженни щурилась: он ей совсем не нравился.